Равиль

•  Фотограф — Вадим Чичковский 
•   Модель — Равиль
•  Локация — Зал Библиотека в фотостудии LEONASTAGE (Ростов-на-Дону)

Равиль вошел в библиотеку не как в чужое пространство, а как хозяин, возвращающийся в свой кабинет. Воздух, пропитанный терпким ароматом старых страниц, казалось, выдохнул с облегчением: ждал. Его костюм, безупречный и строгий, был выдержан в классической партитуре. Но соль здесь была не в нем. Солью, перцем и острым соусом было то, что на нем было под пиджаком. Не белая хлопковая рубашка, а плотное черное поло. И воротник его был небрежно, но четко застегнут на все пуговицы.

Эта деталь меняла все. Это был уже не бунт против формальности, а ее новая, современная редакция. Своего рода стильный дресскод. Сочетание, в котором чувствовалась не просто уверенность, а личный шик, знание негласных правил и право их переписывать.

Фотограф, чародей света, вел съемку почти целиком в мануальном режиме. Каждый щелчок был выверен, как шаг в танго. Свет скользил по шершавой ткани поло, подчеркивая текстуру, ловил блик на застегнутом воротнике, обрамляющем шею. В эти моменты Равиль был сосредоточен и чуть отстранен. Его портреты получались мощными, почти брутальными. Взгляд из-под темных бровей был прямым и немым вопросом. Черный цвет поло делал его образ графичным, лаконичным, собирая внимание на лице, на линиях скул, на выражении глаз. Он был похож на успешного архитектора или коллекционера, для которого классика — не догма, а материал для творчества.

А потом стена серьезности рухнула. Возможно, он поймал свое отражение в объективе и осознал театральность момента, или кто-то не выдержал напряжения и фыркнул за кадром.

И по библиотеке, этому храму тишины, грянул раскатистый, громовой смех. Равиль расслабился, откинулся на спинку кресла, и все его стильное спокойствие взорвалось изнутри абсолютно детской, заразительной радостью. Глаза, только что бывшие пронзительными стрелами, теперь щурились от смеха, образуя лучики у внешних уголков. Фотограф, улыбаясь, перевел камеру в другой режим, торопясь запечатлеть эту метаморфозу.

В этих «смеющихся» кадрах застегнутый воротник поло уже не выглядел строгим ограничением. Напротив, он стал рамкой, картинкой, в центре которой бушевала сама жизнь. Этот контраст был еще острее: графичная, почти иконописная строгость образа и вдруг — сметающий все условности искренний смех.

Когда софиты погасли, в студии витало ощущение, что сняли не просто две стороны одного человека. Сняли диалог между формой и содержанием. Между безупречным, почти манифестным стилем снаружи и горящим, живым, громким пламенем внутри. И черное поло с застегнутым воротником было идеальным мостом между этими двумя мирами.